Почему Запад прогрессировал, а мир Ислама пришел в упадок?

В настоящее время между западным и исламским миром существует большая разница. Один из этих миров утвердился на троне господства в [международной] политике и всевластия и намерен никогда больше не покидать его. Он захватил все имеющиеся на земле природные кладовые и присвоил себе все могущество и силу. Второй из этих миров, подобно невольнику, лишен возможности участвовать в [международной] политической жизни, стал неспособным управлять своими делами по своему усмотрению, насильно лишен возможности расходовать по своему желанию свое имущество в своем же жилище. Подобно рабу, он повсеместно оказался под чуждым управлением.

Конечно же, у этого явного различия состояний есть своя причина. Второстепенные причины этого могут быть сколь угодно разными, но главная причина тем не менее всего одна. Только показать эту главную причину открыто очень трудно. И вообще, определение истинных причин исторических событий и общественных состояний является трудным делом. Западный мир проявил старание и усердие. Силой наук и просвещения он подчинил себе и природу, и все народы Земли. В то же время мир Ислама не развивался, он бездельничал и оставался в невежестве. Поэтому, когда западный мир прогрессировал, мир Ислама катился вниз.

Является ли это главной причиной? Если да, то в чем причина того, что один усердно трудился, а другой бездельничал? Наука и просвещение стали развиваться в западном мире приблизительно в конце восьмого века. Но почему этот начавшийся так давно процесс на протяжении веков не мог набрать силу? Почему он, однажды начавшись, все слабел и слабел? Почему до начала XVI века не могло оживиться просвещение? Почему не обрели широты и размаха признаки и достижения прогресса?

В начале XVI в. благодаря благотворному влиянию начавшейся в Германии Реформации мысль и разум западного мира были освобождены из под гнета духовенства. Науки и просвещение смогли вздохнуть свободно.

Реформация, которая возникла на почве небольших [религиозных] проблем, очень быстро усилилась, расширилась и дала западному миру важные блага: человек добился [признания] своей человеческой природы, разум добился [признания] своего первенства и приоритета, самостоятельности, свободы и принятия его как практически значимой силы. После этого человеческий разум стал быстро осваивать бескрайние просторы материального мира и открывать все новые кладовые и тайны природы. Творческие ПОТЕНЦИИ и практические возможности людей освободились из удушающих объятий католицизма. Человек стал усердно двигаться по пути наук и практической деятельности. Поэтому в последующие века после Реформации так легко проявились прогрессивные явления, которые были невозможны в эпоху, когда разум был заперт в стенах церкви и руках духовенства.

Благодаря освобождению разума из угнетающих пут церкви западный мир ступил на путь прогресса. В то время [учащиеся] мусульманских медресе были заняты чтением толкований и комментариев к каламическим [догматическое богословие] книгам. Мусульманские богословы были увлечены написанием [таких] толкований и гордились этим. В то время разум и мысль мусульман были пленниками в руках факихов [мусульманских правотворцев], слепо подражавших установлениям древних авторитетных богословов и возгордившихся мутакаллимов [догматистов]. Видимо, именно из-за влияния застоя, поразившего головы всех мусульман, мир Ислама лишился жизни, застыл без движения!

Дни, когда на арену истории ступил великий реформатор Мартин Лютер совпали со временем, когда Османским государством правил величайший из всех правителей этой страны Сулейман Кануни [Справедливый]. Это значит, что христианские государства тогда были слабее исламской державы. Но благодаря деятельности великого обновителя Мартина Лютера христианский мир ступил на путь прогресса, а мир Ислама под влиянием исповедовавших каламические догмы шейх-уль-Исламов [официальных духовных чиновников], таких, например, как Ибн Кямал, Абу ас-Сугуд, был низвергнут в пропасть застоя. Иными словами, мир Ислама покатился назад по причине того, что оказался плененным и скованным разум.

Мусульманский философ, слепой поэт Абу аль-Аля [аль-Маарри], предупреждая об этом ужасном историческом будущем, словно истинно пророческим языком писал в «Обязательности необязательного» [«аль-Лузумият»]:

Они развивались, но мы дремали.
Когда мы катились назад, они трудились.
Конечно же, дороги прогресса идут мимо
Наших лежбищ невежества.

Если плененный разум лишается права свободно мыслить и выносить решения, то сковывается и практическая активность, деловитость. Когда человек поражается болезнью безделья, то даже самые ничтожные вещи обязательно оказывают на него свое негативное влияние.

Наверное, поэтому идеи, рожденные в затхлых кельях дервишей и распространенные ими, проповеди, звучавшие с минбаров мечетей и всегда проклинавшие мирскую жизнь, взгляды аскетов и отшельников, всегда искавших счастье в нищете и лишениях, суфийская философия, везде ощущая следы сатаны, — смогли оказать влияние на страдавший в неволе разум мусульман.

Поэтому ум и тело исламского мира оказались без дела. Поэтому, когда западный мир развивался, мир Ислама катился вниз. Поэтому между западным и исламским миром возникла большая разница. Поэтому один добился чести лидерства, а другой погряз в отсталости и позоре.

Такова моя позиция в этом вопросе. Этот взгляд занял место в моем сердце благодаря размышлениям о политической и культурной истории Ислама. Этот мой взгляд окреп благодаря чтению трудов ученых, которые писали о причинах сегодняшнего положения и мерах по их решению.

Подталкиваемый этой усилившейся в моей душе верой, я решил что-то делать. Все, что я написал, все, что сказал, все это делалось по указанию этой моей убежденности. Всем, что я говорил и писал, преследовал только одну цель: освобождение разума и мысли, разрушение преград, воздвигнутых мазхабами [правовыми школами Ислама и различными течениями теологической мысли], преодоление слабости нашей воли и [приземленное] желаний. Иными словами, моей единственной целью было освобождение разума и преодоление приземления наших устремлений. Ибо главной причиной современного положения мира Ислама является скованность разума и слабость воли.

Я без всяких сомнений и колебаний верю в то, что Ислам — истинная религия, что он величествен и священен. По моему мнению, учение такой священной религии, как Ислам, никаким образом не может быть ограничено узкими рамками мелких мазхабов. Ограничение Ислама такими тесными границами, несомненно, является недостатком. В этом вопросе я, конечно же, отвергаю мазхабы.

В Исламе разум не был ограничен, он был свободен и почитаем, как величайший Божий дар. В мусульманских государствах свобода разума и мысли были первичными, это было естественным правом. В эпоху наших древних священных праведных предков не было традиции насильного навязывания [верующим] одного из мазхабов. Такое бедствие, как безумие и дикость, выражавшееся в ограничении [роли и места] разума, сужении его возможностей, враждебном отношении к науке и просвещению, в проклятии мыслителей, обвинении всякой свободы в безбожии, судя по всему, проникло в учения мутакаллимов в качестве наследия ужасных религиозных судилищ инквизиции, которая в течение семи веков царствовала в католическом мире. Ибо такое безумие, такая дикость совершенно не могут возникнуть из духа Ислама.

Варварство судов инквизиции легко проникли в отравленную [греческой] диалектикой кровь мутакаллимов и их сердца, горевшие желанием принуждать, запугивать и преследовать. Мутакаллимы, именем религии, заставили принять эти дикости в мире Ислама. Эти бедствия, претворенные в жизнь и внедренные в практику именем религии, укоренились в головах и сердцах. По моему мнению, именно так были пленены разум, воля и [духовные] ПОТЕНЦИИ мусульман. Эта несвобода основной стала причиной всех последующих смут и бедствий.

Освобождение из плена есть главное и единственное условие для оздоровления. Если не будут освобождены разум и воля, все иные способы и меры будут бесполезны и не дадут результатов.

Поэтому я присоединился к течению мысли, провозглашающему свободомыслие. Я стал отвергать ограничения, искусственно воздвигнутые и намеренно навязанные представителями мазхабов. По многим вопросам я смело выступил против приверженцев мазхабов. Это делалось не для того, чтобы обвинить древних великих ученых в допущенных ошибках, а для того, чтобы показать мою твердую веру и убежденность в свободе разума и мысли, в широте Ислама и его величии.

Я счел этот образ действий и это кредо обязательным для себя. Это казалось мне началом, преддверием нашего освобождения. Это был единственный способ действий, который наиболее полно соответствовал нашим сегодняшним задачам и нуждам. Не было сомнений в том, что по отношению к будущему он не несет вреда, но только пользу.

Остерегаясь, что литературно-художественные произведения, которые я мог бы написать силой своего художественно-литературного дара, мысли, которые я мог произвести работой моего мозга, чувства, которые могли излиться из моей души, конечно же, могут быть неглубокими, я избегал написания литературных сочинений. Внушение в души читателей мелких и банальных идей, низких чувств, по моему мнению, стало бы отравлением их чистых сердец и не принесло бы пользы.

Желая разрушить утвержденные мазхабами установления, ограничивающие разум, волю и мышление человека, я провозгласил и показал российским мусульманам довольно много проблем и вопросов. Конечно же, цель моя была благой. Если бы я достиг этой цели, то ее благо и польза, конечно, были бы велики. Все эти вопросы были в той или иной степени важны и актуальны. Они были важны тем, что могли улучшить наше общественное положение, могли возвысить учение Ислама и [восстановить] его величие. В них невозможно было найти какой-нибудь вред, ибо каждая из тех проблем, вне всякого сомнения, стояла выше амурных рассказов и любовных романов и, в общем, всех произведений эротического толка.

Заканчивая, я решил представить мое отношение к нашей современной литературе.

На мой взгляд, язык нашей литературы не совсем правильный. В литературных произведениях в большом количестве обнаруживаются грамматические, синтаксические и стилистические ошибки. Если эти огрехи, возникшие из-за беспечности современных наших литераторов, пристанут к нашему языку, то язык, развивавшийся в руках наших предков, станет деградировать. Ветви общетюркского древа, произрастающие из одного корня, никогда не смогут дать плодов единства, а дальнейшее движение вперед будет все больше и больше разъединять [тюркские народы].

По моему мнению, тенденции нашей современной литературы не отвечают нашим нуждам. Амурные рассказы, любовные романы и переводы художественных произведений других народов и вообще ни одно из произведений, написанных в духе эротизма (что отдаляет их от серьезности и приближает к бесстыдству), совершенно не соответствуют нашим потребностям.

В западном мире имеется все. Если во время нашей всесторонней слабости во всех отношениях, когда не можем удовлетворить ни одной из своих нужд, мы будем следовать за развлечениями и праздностью Запада и не будем прислушиваться и присматриваться к настораживающим явлениям и вещам, провозглашаемым в западном мире тревожным языком «горького опыта», и если будем смотреть сквозь пальцы на причины постоянно растущей преступности, порочности, бесстыдства, социальных болезней, то наше будущее не обрадует нас.

Требованиям нашего современного состояния больше соответствует обогащение нашей литературы серьезными произведениями, усвоением собственными силами только необходимых нам научно-технических и промышленных достижений Запада. Сейчас необходимо, хотя бы на время отложив в сторону западные игры, развлечения и праздные романы, воспитывать наших детей в духе деловитости, приучать их к торговле, коммерции и сельскохозяйственному труду.

Я считаю, что иного пути для нашего спасения и прогресса нет.

Муса Бигеев